История Эдварда и Саманты всегда была похожа на чей-то личный дневник. Когда пишут, пишут, заполняют страницы мыслями и чувствами день за днем, но в какой-то момент могут в порыве тех же чувств схватить тетрадь и вырвать какие-то страницы, скомкать их, смять, собираясь сжечь или разорвать, но в последний момент - передумать, разгладить и вложить в злополучный свидетель событий - все тот же дневник, чтобы, возможно, позже вытащить прочь снова. Какие-то воспоминания терялись, какие-то были словно незаживающие раны, но теперь все это разве имело значение? Сейчас в истории полной смятений, сомнений пары кончалась страница. Последняя. И метафорическая рука, что писала их жизнь, дрожала, замерев над бумагой, не решаясь завершить начатый конец.
Это был удивительно спокойный период, даже скучноватый, отчасти потому что приближался конец года, и Райан с головой ушел в "шлифовку" своей выдающейся работы. Милевски могла бы им гордиться.
Но Милевски и драма с потопом, и работа, и все прочее были последними, о ком или о чем он сейчас думал. Сейчас - вечер пятницы, удивительно солнечный и теплый ранний весенний вечер. Май, до защиты еще почти месяц. И до выпускного. Но о том, что будет дальше, Эдвард не думал. Просто не успевал. Дни напролет он двигался по маршруту классы-библиотека, когда не учился, проводил время с Сэм, а когда не проводил время с ней, спал, точнее падал уставший на кровать, чтобы назавтра снова двигаться по установленному расписанию.
Эти выходные, когда он вытащил ее загород, а она и не особо сопротивлялась, когда ждал их небольшой загородный дом, принадлежавший отцу, пустой, что важно. В этом доме полтора года назад Эд познакомил Саманту с отцом, старшим братом и младшей сестрой. Это было зимой, на рождественских каникулах, и когда они прошли наверх по лестнице, воспоминания о просмотре фильма ужасов и всего того, что было после (Сэм едва не стала причиной раннего инфаркта Эда) Райан не сумел сдержать улыбки. Дженнингс шла позади, он нес ее и свою небольшие сумки, они должны были остаться тут до воскресенья, а в обед последнего выходного двинуться обратно, чтобы к вечеру быть на территории колледжа.
Они вошли в комнату, он бросил две легкие сумки-на-плечо на кровать, повернулся и заметил, что Сэм уже стоит у окна. Окно было большим, и оттуда с высоты второго этажа открывался красивый вид. За всю поездку она не проронила ни слова. Он только что спросил ее, что не так, но она пожелала оставить ответ при себе.
- Сэм, - тверже сказал он, и она обернулась, зная, что он знает, что "не знаю" это не ответ. - Я часто задаю себе один вопрос. О чем ты думаешь? Что творится в твоей голове? Если бы только хотя бы иногда я мог заглядывать туда.., - последнее прозвучало задумчиво, и он даже смотрел не на Дженнингс, а куда-то вверх, с легкой улыбкой проведя рукой по беспорядочной прическе, чем взлохматил волосы еще больше.

Ей захотелось уйти, сбежать прочь, поддавшись неожиданному всплеску гормонов? Нет-нет, сегодня все пойдет не так. Он так устал быть мягкотелым, слабым, безвольным во всем, что касалось Саманты. Его где-то в глубине души раздражало, что он не может не быть таким обостренно нежным и аккуратным с ней. Да, в сказках и идеальных повестях мужская доля - беречь хрупкую барышню, но иногда ведь хотелось чего-то другого. Good boys never win, и хотя в его жизни все было обязано сложиться так, чтобы он мог вести себя как в голову взбредет - хорошо, плохо, отвратительно или смешно - и все равно добиться успеха, ему, самому "правильному" из "великой компании красавцев" колледжа всегда хотелось попробовать вести себя как Бэнкс или даже Блэк. Ведь на самом деле хотелось стать более резким и откровенным, даже безнравственным и забыть все, что ему вбивали о хороших манерах и принципах благородства, хоть на день. Как игра. Попробовать и, если не понравится, закрыть и убрать на антресоль коробку. Может, сегодня именно такой день? Да, определенно. Он не даст ей сбежать. Сегодня все будет так, как ему бы того хотелось, потому что он почти уверен, что когда успокоит ее, того же самого захочется и ей.
Когда он неожиданно быстро оказался прямо около нее, до этого достаточно медленно пятившейся назад и наткнувшейся на подоконник, он выглядел даже.. пугающе. Решительный и совсем не знакомый. Какой-то другой, по крайней мере, на сегодняшний вечер и даже на ночь. Утром станет все как прежде, "если ты захочешь",Сэм.
Она хотела что-то ответить на его вызывающий ход, на слова, которые прозвучали твердо, будто были вытесаны из мрамора, но он просто не дал ей этого сделать. Рот Саманты так и оставался шокированно напуганно приоткрытым, и Эдвард воспользовался этим, стремительно наклонившись к ней, не взяв, а схватив ее за плечи и точно также сильно и страстно поцеловав ее в раскрытые губы. Эта самая сила, с которой он сжал сейчас ее плечи, с которой сейчас целовал ее... ее хватило бы, чтобы смять любые преграды, чтобы заставить Сэм отступить, если бы она решилась или успела сопротивляться. Поцелуй был недолгим, но насыщенным, так Эдвард не целовал еще никого в своей жизни. Игра была нова для него, да и для Сэм он такой был, мягко говоря, непривычен тоже.
Розовая волна пробежала по ее шее и щекам, заставив те заалеть. Она вздохнула, и он, прочитав в этом одному ему ведомый призыв, поцеловал ее губы, щеки, веки, виски - все разом, как будто боялся куда-то опоздать, стремясь охватить как можно больше, и снова отстранился слишком скоро, не продлив наслаждения, повернувшись к окну. Руки все еще сжимали ее плечи, теперь уже чуть слабее, он выдыхал, она... пауза.
А потом Сэм вдруг ухватила его за подбородок и, приподнявшись, сама поцеловала его на этот раз уже долго, как будто безмолвно говорила, что так не пойдет, и он не смеет обрывать все на самом интересном. Он без промедления ответил ей взаимностью, ладони спустились на спину, Эдвард крепче прижал ее к себе. Но подоконник, широкий и выступающий мешал, и поэтому в охватившей двоих лихорадке, сильные руки снова спустились ниже, покоряющиеся импульсу, и, остановившись пониже бедер Саманты, подняли ее, усадив на поверхность так кстати пустого подоконника.