Он прямо сам всё не мог надивиться своей сообразительности и коварности! Да-да, Эмиль Гринберг принялся за своё любимое коварство как только.. ну нет, не как только его выписали из больницы, после этого он успел ещё побывать дома, по строгому настоянию матери, которая всерьёз хотела забирать документы сына из колледжа Моргано. Но здравый смысл и рассудительность Гринберга младшего всегда умели погасить пыл матери.
По правде говоря, Эм хотел сразу направиться в колледж и, поначалу даже жестоко воспротивился воле родителей, но сейчас парень понимал, что время, проведённое дома, было полезным. В конце концов, весь его пыл сошёл на нет и он чётко и глубоко продумал всё то, что хотел бы сказать... ну да, конечно, Александре Стам.
Их разговор тогда, когда она пришла к нему в больницу (в первый и в последний раз) закончился, нет не на повышенных тонах, но это просто потому, что Лекс только оправилась от ангины, да и сам Гринберг был не в лучшем физическом состоянии.
- Почему ты не можешь признаться себе и мне в том, что то, что произошло изменило всё? Всё! Между нами. Я прекрасно помню твои слёзы, ладони на щеках, слова. Скажешь, это был всего лишь порыв? Что ж, для меня нет!
Он отчётливо помнил каждое произнесённое тогда слово и её "мне пора", приправленное едва заметными слезами, застывшими на ресницах, взмахом светлых волос и тихим хлопком двери.
И не надоело ей убегать? Разве она ещё не успела понять за всё то время, что они открыто ненавидели и презирали друг друга, что ей не удастся от него скрыться?
Эмиль писал смс Алекс с твёрдым намерением расставить все точки над I, чувствуя себя в этот момент самым настоящим маньяком - он-то знал её номер (спасибо Брендону Кейнсу), а она-то и понятия не имела от кого ей пришло такого странного содержания сообщение.
Он ждал её в студии фотографов, дверь была открыта, как он и обещал девушке, из источников света функционировала одна лишь настольная лампа, он сам же укрылся в помещении для проявки фотографий. Да, ооочень гениально, он прекрасно был об этом осведомлён!
Её шаги такие характерные, знакомые, голос, чуть нервный, непонимающий, но она всегда всё прекрасно умела вуалировать - даже истинное своё естество.
- Смешно, - слабо ухмыляясь произнёс Гринберг, выходя из своего укрытия с парочкой фотографий в руках. Да, гипс ему сняли, так что он теперь даже начинал снова походить на прошлого себя: белоснежная рубашка, пара верхних пуговиц расстёгнута, чёрные брюки, классические ботинки, тёмная чёлка как всегда спадает на хитрые глаза, на губах лёгкая ухмылка.
- По этим фотографиям можно судить, что этот кружок абсолютно бесполезен! - спокойно произнёс парень, бросая фотографии на стол и устремляя свой взгляд к той, ради кого он, собственно, и разыгрывает весь этот фарс.
- Привет, - чёртов голос, зачем он так потеплел?!

Отредактировано Emile Greenberg (2010-02-13 17:21:47)

Leave me out with the waste
This is not what I do
It's the wrong kind of place
To be cheating on you

И вот она перед ним - такая маленькая и нежная, но готовая в любой момент ударить с такой силой, что те травмы, что Гринберг получил после наводнения, покажутся цветочками по сравнению с этим.
Такая смешная, не желающая взрослеть в свои восемнадцать, убегающая от трудностей и проблем, как только завидит их приближение на горизонте своей жизни. Чёртова футболка с британским флагом - ему никуда не деться от этой белокурой бестии - в прошлое она его уже не отпустит, разве что отправит пинком, но это тоже вряд ли поможет, из настоящего её тоже не сотрёшь, хотя алкоголь, возможно, и поможет, исказит реальность, но, к сожалению, у пьяного зеркала есть плохое свойство разбиваться о реальность, о жизнь. А будущее... именно об этом он и хотел поговорить.
Но.. он не успел и заметить, как залюбовался ею, поэтому её вопрос прозвучал для него как будто на самой низкой громкости в колонках. Эмиль тряхнул головой, видение исчезло, он заставил его исчезнуть, сейчас он должен завершить то, что не давало ему покоя уже сколько времени. Ещё пришлось преодолеть желание последовать примеру Лекс и тоже спрятать ладони в карманах джинс, но Гринберг всегда старался следовать против этих дурацких психологических клише, и когда ему это удавалось - он был невероятно доволен собой.
- Разве ты не знаешь, зачем? А я-то думал, что ты уже успела понять, что я всегда довожу разговоры и дела до конца, - его голос звучал тихо, обволакивал её беззащитно застывшую фигуру, подобно флёру.
Да, она успела понять, в чём-то научилась предугадывать его действия и поступки, а может это просто так хорошо срабатывала её интуиция и чувство самосохранения и сохранения своей независимости и свободы - в любом случае, этот альянс делал Александру ещё более привлекательной и женственной, но, в то же самое время... Она такой ребёнок! Так предсказуема!
Да, Гринберг уже успел просчитать вариант того, что Лекс просто-напросто захочет... сбежать.
- Нет, милая, Золушки сейчас не в моде, - усмехнувшись, произнёс Эмиль, прочитав все её намерения в её же глазах. Но эти его слова совсем не остановили девушку, хотя сам Эм на это и не рассчитывал. Она была не уверена в своих действиях, когда он, в свою очередь, прекрасно знал, чего хотел и знал то, чего не нужно было допустить.
Его движения были намного проворнее, увереннее, ловче, когда она потерялась в своей эмоциональности. Эмиль в два счёта преодолел расстояние до двери, ведущей в коридор - на свободу - и захлопнул её, прижавшись к ней спиной, загораживая проход девушке, которая в свою очередь, тоже ринулась к двери, но поскольку скорости ей не хватило, то сейчас она просто в прямом смысле врезалась в Гринберга, вжав его тем самым в дверь с такой силой, что поначалу Эм даже растерялся - дверная ручка больно упёрлась прямо в поясницу.
Парень опустил взгляд, заглядывая Алекс в глаза. Наткнувшись на ее неожиданно спокойный взгляд, он удивленно повел бровями. Доля секунды, и… Она нахмурилась, крепче сжав ткань, и тряхнула его с такой силой, что ткань не выдержала и на рукавах с треском разошлась. А он.. он обнял ее в ответ, руки с готовностью оказались на талии, словно он только и ждал возможности это сделать.
- Отпусти меня! – она была зла, задыхаясь в этой своей злости и заходясь в крике. Гринберг опешил было, но нет, в эту минуту он не собирался снова сдаться. Ведь она – та, кто нужен ему, он – тот, кто нужен ей, хоть они оба и отрицали это столько времени. И все упущенные месяцы, все потраченное даром время промелькнуло перед глазами … Эмиль крепче прижал ее к себе.
Она закричала еще громче, еще сильнее, она ударила его в грудь, а он обнимал ее. Она оттолкнула его, а он обнимал ее еще крепче.
- Прости меня, это все – моя вина, прости, - он шептал ей это, понимая, что, возможно, она не услышит, возможно, это глупо. Но это был его последний шанс.

Отредактировано Emile Greenberg (2010-02-13 20:08:41)

Эмилю стоило немалых усилий удержать Алекс , он держал ее, пока она билась в его руках, словно дикий зверь, попавший в ловушку. Она все еще кричала, а слезы теперь уже ручьем текли с ее ресниц по щекам, капая ему на испорченную рубашку. Тушь слегка потекла, но ее глаза от этого отчего-то стали еще более выразительнее, будто она подчеркнула их тенями, а это были всего лишь следы нестойкой к таким эмоциям туши.
Но в какой-то момент он остановил ее в очередной тщетной попытке успокоить. И она замерла. Он не слышал того, что она выкрикивала, слишком потрясен был видом ее слез, слишком шокирован был сложившейся ситуацией. Но он взглянул ей в глаза, поправил пряди, упавшие на лицо, пока она все еще держалась за его рубашку, будто был в этом какой-то шанс на спасение – для них?
А она всё продолжала сопротивляться, желая лишь выскользнуть из его объятий, чтобы... вновь забыть это ощущение его тёплых рук, его рубашки под своими пальцами, его дыхания где-то в области её шеи, его самого так близко к ней? Сколько времени ей снова понадобится для того, чтобы забыть?
И куда делся его эгоизм? Все его мысли и грани души были проникнуты сейчас этой великолепной девушкой, что, как казалось сейчас Гринбергу, ненавидела его всеми фибрами своей души.
Может и правда? Ему просто показалось, всё это, он просто слишком сильно ударился головой, своё грязное дело сделал посттравматический шок, лихорадка, сны, перепутавшиеся с реальностью. Может и правда ничего между ними не изменилось?.. Видимо, она думала так же, раз с её губ слетали такие вопросы. Но с другой стороны, презирая друг друга и обливая ядом с ног до головы, они просто не допускали той мысли, что когда-нибудь они окажутся в той ситуации, которая имела место быть сейчас.
Кажется, она ударила его кулачком в грудь, попыталась оттолкнуть от себя, вновь вырваться, и, ей это всё же удалось, его руки сами как-то бессильно опустились. Она словно обвиняла его в чём-то сейчас, в том что он посягнул на её принципы, безмятежность жизни и существования?!
Эмиля начала колотить мелкая дрожь. Но он бы хотел, чтобы она ответила ему, когда же возникла эта точка невозвращения, после которой она поняла, что для них двоих пути назад нет. Что их уже нет, хотя они даже не попытались их проложить!
- Чего я добиваюсь?! - нет, его терпению и спокойствию пришёл непредсказуемый конец. - Ты говоришь так, будто я ловелас-сердцеед, который ведётся за каждой юбкой! Ты всё ещё зациклена на прошлом, но время не стоит на месте и ты явно забываешь, что с момента нас, ненавидящих друг друга прошло время. Я изменился, и перед тобой сейчас не тот зарвавшийся мальчик, которому в голову ударили гормоны. Тебе не кажется, что глупо отчитывать меня, как ребенка, за это? Ты говоришь так, словно мне просто захотелось поразвлечься и что ты какая-нибудь потаскушка или шлюха. Но шлюхи потому так и зовутся, потому что им, черт возьми, плевать на человека. Им безразличен ты и твои заморочки. Неужели тебе безразличен я? Тогда не смей больше думать о подобном! Да, ты бесишь меня больше чем это вообще возможно в принципе, но я хочу попытаться быть рядом с тобой каждую эту раздражающую минуту! - всё это время он говорил достаточно громко, подойдя к Лекс вплотную и сжав её локти в своих руках, удерживая её рядом с собой, чтобы видеть её глаза. Он глубоко вздохнул и заговорил уже спокойней, его голос чуть хрипел и подрагивал:
- Мне нужна была только ты – все это время. И сейчас, наконец, я готов себе в этом признаться, - ее слезы были тем необходимым катализатором, который помог осознать ему все и сразу, понять, что ему на самом деле нужно, чего он хочет. И теперь знал. Он хотел ее. И только ее.

Наверное, когда при первом знакомстве и первом общении между парнем и девушкой появляется эта дурацкая привычка разыгрывать друг перед другом спектакли, делать вид, что все нормально, что им - ему и ей - совершенно плевать, что с ними будет дальше, то это не самое хорошее и перспективное развитие отношений. Эмиль теперь знал об этом, что называется, не понаслышке.
Она такая маленькая, нежная, нужная и вправду запуталась, потерялась в водовороте своих хаотичных и таких отличающихся одна от другой мыслях, которые были схожи, пожалуй, лишь только тем, что были все об одном и том же человеке. Как можно настолько увязнуть, так, не пытаясь даже спастись, быстро пойти ко дну?.. Сейчас Эмилю казалось, что жизнь Александры Стам – карточный домик, и если на него дунуть, то все карты разлетятся в разные стороны, и найти их и вернуть на свои места будет невозможно. И он дунул. Чёртов дурак. Если она натворит каких-нибудь глупостей, то он этого себе никогда в жизни не простит.
Она не понимала его самого, его желаний, не знала, что творится у него в голове, о чём он думает, ненавидела его, так яростно, что ногти впивались в кожу ладони и по пальцам стекали тоненькие струйки крови, любила так отчаянно, что казалось, будто сердце находится справа. Но ведь и он чувствовал тоже самое. Они сами загнали себя в эти рамки и уже хотели и похоронить себя в них.
Глядя на Лекс сейчас, Эмиль искал и не мог найти подходящих слов, к сожалению, признавая тот факт, что такого слова, что было бы способно описать ее, просто-напросто нет. Прекрасная, красивая, даже чудесная - все не то, все слишком узко, слишком блекло. Все эти слова не могли описать той чувственности, которой эта девушка пронзала каждую клеточку его тела.
Её губы коснулись его кожи в обречённом поцелуе и сейчас ему больше всего на свете захотелось обнять её, прижать к себе и больше никогда не отпускать, коснуться её губ в мягком и нежном поцелуе (он часто вспоминал тот их искусственный поцелуй в библиотеке), почувствовать, как с её длинных пушистых ресниц вновь срываются слёзы, так чтобы они оказались на его пальцах...
Но.. что-то останавливало его, он не мог позволить себе дотронуться до неё сейчас, боясь, что она просто возьмёт и разобьётся, как хрусталь, с которым он мысленно сравнивал её тогда, в больнице. Он не мог, не имел права, желая чтобы она стала навсегда его, он прекрасно понимал, что она не знает, куда её это заведёт и боялась этой неизвестности. Что он мог сказать ей сейчас? Пообещать что-то? Что всё будет хорошо? Почему-то эта идея казалась Гринбергу абсолютно глупой и идиотской. Но а как по-другому сказать, что он готов защищать её ото всех ночных кошмаров и монстров, кроющихся во мраке комнаты, в конце концов, заботиться о ней?..
Сейчас Эмиль думал о том, что заставляло их вести себя друг с другом так дерзко, жаляще, вызывающе и разрушающе, ведь что-то же в этом было, но сейчас он все пытался доказать ей, что уже давно свернул с некогда намеченного курса, который приводил их только к новым раздорам. Пытался и не мог, потому что ему нужно было, чтобы и она тоже захотела этого. Захотела, чтобы он сказал что-то такое, что изменило бы все, захотела, чтобы он остался... Наверное, она хотела? Наверное - потому что она и сама бы не смогла ответить определенно - да или нет - он знал почти наверняка.
Такими странными признаниями они обменялись. Эм всё ещё боролся со жгучим, разрывающим вены желанием, коснуться губ Лекс своими, обнять ее крепче, закрыть глаза на все свои амбициозные претензии, выслушать что угодно, вынести столько, сколько хватит сил и даже больше. Только бы не отпускать...
- Глупышка, - нежно выдохнул он, прижимаясь щекой ко лбу девушки. - Я как наркоман на реабилитации. Ты знаешь, мне колют не наркотик - лекарство, а я смотрю на иглу и неосознанно вспоминаю те ощущения, пытаюсь их вернуть и ты тот же самый наркотик. Я не буду на тебя давить, но просто... подумай обо всём том, что я сказал тебе. 14 февраля я буду ждать тебя здесь же.. - он не помнил, когда в последний раз чувствовал себя настолько подавленным и разбитым, - его губы отчаянно коснулись лба Лекс, задержались в поцелуе несколько дольше, чем это было нужно, словно впитывая каждым участком её запах и всю её боль, а затем Эм отошёл от девушки на пару шагов назад, затем вправо, освобождая для неё проход к двери, и открывая её, при этом не отрываясь глядя в её глаза. Как в последний раз.

Для Эмиля Гринберга эти четыре дня, которые он сам и установил прошли одновременно незаметно быстро и мучительно долго. Он абсолютным образом не мог найти себе места, не мог оторваться от мыслей об этой белокурой бестии, так ловко поставившей его в такой безвыходный и беспросветный тупик.
Даже его лучшему другу, Кристиану, не удавалось отвлечь и развлечь Гринберга. Не помогал даже покер! Вот уже серьёзно и действительно пугающе!

Он здесь. Пришёл минут на 15 раньше - он сам признавал, что в этот раз с пунктуальностью он переборщил и сделал хуже только самому себе. Впервые, заложенные в него с рождения и детства правила и манеры поведения ставили ему такую болючую подножку. Ещё у Эма складывалось такое впечатление, что он спокойно шёл с ними по жизни, но в этот момент они просто остановились, когда он сам продолжал свой путь, а они в это время бросили ему в спину увесистые камни, так что - сразу на землю.
Прятаться было явно не нужно и не уместно. Сейчас он совсем не чувствовал себя хозяином положения и ситуации, как 4 дня назад. Сегодня всё было в её руках. Руках, которые сводили его с ума и во сне и наяву, не давали покоя.
У него была возможность наблюдать за ней только во время обеда - да, так, наверное, было и лучше, не видеть её, но.. нервы явно были с этим не согласны, зато камикадзе сигареты ликовали, так и желая прыгнуть к нему в пальцы.
Он наблюдал за ней, и иногда она даже поднимала на него свои потрясающие, глубокие светло-голубые глаза. В них явно жило небо, когда-то, тогда Эмилю казалось, что на этом небе дьявол сверг Бога.
Он явно свихнулся. Окажись он сейчас в больнице, то у психологов появилось бы много лишних денег.
Ему даже хотелось стать девочкой, в смысле, Арлин. Ведь Алекс так много времени проводила с ней! Но в этом случае, парень понимал, что это уже крайняя стадия.
Крайняя стадия разрешится сегодня, совсем скоро, совсем скоро Лекс должна... прийти или не прийти. Он знал, что будет делать в обоих случаях, по крайней мере, очень на это надеялся.
15 минут тянулись неимоверно долго, а пейзаж за окном с каждой дурацкой секундой начинал раздражать всё больше и больше. Эмиль мог честно сказать, что не помнил, когда его настолько что-либо выводило из себя.
Парень слабо усмехнулся и вновь прошёлся пальцами по голубым лепесткам незабудки, что он приготовил для Алекс, браслет на руку, и плевать, что такие обычно дарят на выпускные.
Да, тот факт, что он пришёл раньше, явно не играл ему на руку, прошло 15 минут, а ему казалось, что вечность, и что Александра уже давно должна была прийти, что теперь уже точно не придёт, но.. её стирающий всё голос, произносящий его имя..
Эмиль тут же очнулся, и неловко слез с подоконника, ну.. нет, падением это нельзя было считать..словом, это не имело значения.
- Лекс.. - растерянно произнёс он. - Ты пришла.. - как-то неверяще добавил парень, глупо при этом улыбаясь.
Болван! Ну да, пришла и что? Может просто у неё слишком обостренно чувство вины и она хочет всё решить и завершить разговором, а не глупой неявкой на назначенное место.
- Ты стала пунктуальной, - с ухмылкой заметил он, глядя на часы и отмечая, что она пришла во время и.. да, но пытаясь немного отвлечься и заставить взять себя в руки.

Нет, ну вы только посмотрите на неё! Значит сначала она сводит его с ума и помогает развить шизофрению, возможно даже не подозревая об этом, а теперь.. да, он был готов обвинить её в сознательном и даже умышленном "преступлении", но.. он не мог поспорить с тем, что это преступление против него ему уж чересчур нравилось и поначалу, первые несколько секунд прикосновений её губ, казалось иллюзией, миражом, ведь его существование за эти 4 дня действительно было похоже на пустыню в душе.
Но похоже ему придётся поверить в то, что это - самая настоящая реальность и попытаться не сойти с ума ещё и от этой мысли. А её объятия как смирительная рубашка... развязанная... которая наконец даёт возможность выпустить на свободу всё то, что переполнило и переклинило естество.
Да, он всё понял и эта мысль.. нет, если он сейчас подумает о том, что она сводит его с ума, то явно рехнётся окончательно.
Наконец он может обнять её! Не она ли грубее других вела себя с ним? Не она ли игнорировала любые попытки сближения или он просто не достаточно старался? Не она ли хамила ему в ответ на колкую иронию под тихий ехидный смех Арлин? Да, несомненно, они оба были хороши. Раньше. В эту минуту все преобразилось.. стало иначе. Окончательно.
Они двое будто остались вдвоем одни в целом мире. И раньше Эмилю казалось, что это трудно и отталкивающе, и даже по-настоящему пугающе: остаться в мире один на один с тем, кто тебя так яростно, так искренне...любит? Но не сейчас. Только не сейчас.
Его руки крепко обхватили её за талию, прижав её, такую хрупкую, к его груди. Больше всего на свете он грезил о её губах - наверное поэтому, сейчас все его существо сконцентрировалось только на её губах, прижатых к его губам, оставляющих после себя какой-то цитрусовый привкус.
Он провел рукой вверх по её спине, прошёлся кончиками пальцев по её плечу, провёл ладонью вниз по её руке, в какой момент сжав её запястье, и чуть наклонил голову набок. Лекс же в этот момент чувствовала, как подушки его пальцев гладили ее щеку, кончик подбородка, другой рукой он крепче обхватил её за талию, при этом почти что невесомо касаясь языком её губ.
Он целовал её тепло, мягко, нежно, долго.. Отрываясь лишь на секунду, чтобы перехватить дыхание. Отстранился он только на миг. Отстранился, нежно сомкнув пальцы на её подбородке и протянув ей свой небольшой цветочный подарок.
- Это значит Стам и Гринберг вывесили белые флаги и теперь колледж сойдёт с ума от их дьявольского дуэта? – рассмеялся парень.

Was it a dream?
Was it a dream?
Is this the only evidence that proves
A photograph of you and I..